Трое с десятой тысячи - Страница 39

К оглавлению

— Слушайте, они начали операцию!

Назим кивает:

— Именно этого я сейчас и боюсь.

— Отважнейший пилот современности боится? — улыбается Долорес. — Не верю.

— От огня позитронного орудия нет защиты, — напоминает Майк.

Долорес кивает немного печально, немного насмешливо, становится рядом с ними, кладёт ладони на их плечи.

Они вглядываются в экран. Долорес притягивает их к себе.

— Мы могли поступить иначе? — спрашивает она.

— Нет.

— Был другой выход?

— Нет.

— Нужно было любой ценой спасать детей?

Молчание. Долорес улыбается насмешливо и тепло:

— Подумайте, ведь так хотел сделать робот. И ведь они сами ему не позволили.

— Они ещё дети, — ворчит Назим.

— Нет, — восклицает Долорес. — Это уже мыслящие люди. Вот уже несколько лет мыслящие люди. Мало этого?

— Нет.

— Вы думаете, они бы нам простили, если бы мы спасли только их?

— Наверно, нет.

— Наверно?

— Наверняка… нет.

Последнее «нет» Майк и Назим произносят одновременно. Майк поднимает на Долорес уже светлеющие, но очень измученные глаза и говорит ей:

— Спасибо.

Она проводит рукой по его седой гриве. «Сколько седины прибавилось сегодня?» — думает она.

— Но я не могу об этом не думать… — начинает Назим.

— Довольно! — перебивает Долорес. — Ты, отважнейший! Что ты трусишь за них? Они тебя не просили! Сами-то они, наверно, не трусят!

Майк поворачивается к суперу.

— Скажи, супер, трусят они или нет?

Все экраны, таблицы и циферблаты супера ярко разгораются. Супер — это триллион одновременных логических комбинаций. Триллион не отвечает целых семь — долгих, как вечность, — секунд. Потом он сообщает с обидой в голосе:

— Супер не знает.

Долорес прыскает. Ну что за шутки спрашивать супера, когда у него, бедняги, нет исходных данных! Ей немного жаль беднягу.

— А что ты предполагаешь? — спрашивает она.

Великолепнейший электронный мозг во всей Системе на сей раз испытывает явное оживление. Ответ звучит тотчас.

— Супер предполагает, — говорит он умудренно, — что они могут, но не обязательно.

И не успевает довольный собой — ответил! — Супер замолчать, как Долорес, Майк и Назим разражаются — впервые сегодня — громким смехом.

Они хохочут, хоть ничего ещё не известно, ничего не выяснено. Но в их смехе звучит надежда, несмотря на то что операция против Чёрной Реки именно сейчас вошла в критическую фазу.

* * *

О том, что от огня орудия нет защиты, первым подумал Алик. Он подумал об этом раньше, чем сестра и Ион, потому что Разведчик раньше, чем «КБ-803», открыл огонь. И эта мысль была для Алика самой страшной за весь этот страшный день.

А ведь Алик к тому же никогда ещё в жизни не чувствовал себя таким чудовищно одиноким, как сейчас. Конечно, о его — и своей — безопасности заботится незримо присутствующий Разведчик, но ведь речь идёт не о таком присутствии. Если бы рядом был хоть на минуту любой человек — дружелюбный, понятливый. Пусть даже такой как будто бы человек, как Робик. Впрочем, Робик, конечно, не понял бы, в чём дело. Он бы спросил своим вежливым голосом: «Чего ты боишься, если тебе не грозит опасность?» А если б Алик обиделся, он бы извинился и пустился в объяснения, что он — увы! — не человек и потому — увы, увы! — совершенно беспомощен именно в области эмоциональных конфликтов. И всё-таки даже такой разговор был бы сейчас счастливейшим событием.

Алик старается не думать. Он берет в кружок прицела все новые и новые приближающиеся к нему громады. Нажимает огневые клавиши орудий. Взламывает очередные волны и гребни Чёрной Реки. И всё это время усиленно старается не думать. Совсем не думать. Но разве можно хоть бы только подумать о том, что не будешь думать? Ведь само думание о недумании уже есть думание!

— Идиот! — со злостью обрушивается он на себя.

— Не понял, командир, — откликается сверхвежливый голос Разведчика.

— Молчи! — выкрикивает Алик, совершенно выбитый из равновесия этим неожиданным вмешательством Разведчика.

— Принято! — шепчет голос.

Алик ощущает стыд. Совсем не потому, что все здесь, кроме его собственных мыслей, записывается и станет потом известным всему миру. Он ощущает стыд перед самим собой.

— Отменяю приказ, — говорит он. — И прошу прощения.

— Принято. Пожалуйста.

Алик умолкает, потому что к Разведчику приближается новая густая волна мелких, как град, метеоров.

Секунду спустя он спрашивает:

— Разведчик?

— Слушаю, командир.

— Когда мы выходим к тому району Реки, где должны находиться Альфа и Бета?

Разведчик отвечает не задумываясь:

— Через двенадцать минут.

— Уже? — с ужасом шепчет он.

— Через одиннадцать минут пятьдесят девять секунд… пятьдесят восемь секунд, — начинает Разведчик отсчитывать время.

Алик намеревается было приказать ему замолчать, но тотчас успокаивается — это то, чего ему недоставало. Пусть говорит!

— Разведчик! Непрерывно сообщать время! — приказывает он.

— Принято, — отвечает голос. — Пятьдесят пять, пятьдесят четыре, пятьдесят три.

Алик, улыбаясь и прищурив глаза, накрывает кружком прицела новую группку мчащихся прямо на Разведчика метеоров и нажимает огневой клавиш. В пространство вылетает столб огня, и его самый дальний отсвет достигает удалённого на восемь миллиардов километров экрана Главной Базы.

* * *

— Мы укладываемся? — спрашивает Алька.

— Да.

— Когда можно ожидать выхода в их район? — спрашивает она ещё, и вдруг Ион чувствует, что деревенеет: в её голосе звучат еле сдерживаемые слезы.